Ты самый лучший - Страница 20

— А я не такая?

— Нет.

— Но… но почему? А мне кажется, что такая.

Нараян Бахадур покачал головой.

— У вас даже жесты резкие, а не утонченно-изысканные. Но, возможно, жизнь с лордом Страттфордом изменила вас. Сделала сильнее. Яростнее.

— Яростнее?

— Да, вы ведь и сейчас в ярости.

Не было смысла оспаривать это утверждение. Он правильно подметил. Она просто в бешенстве от того, что бедняжка Беа терпела безобразное обращение мужа, в бешенстве, что Генри подставил ее под второй неудачный брак, в бешенстве, что миру дела нет до женских страданий. До того, что женщин оскорбляют словесно, физически и сексуально.

Кто-то должен вступиться в их защиту!

— Вы правы: я расстроена, — произнесла Гвендолин после долгой паузы. — Очень расстроена.

Она закусила губу и пожалела, что не была рядом с Беа, когда Освальд запугивал ее и издевался над ней. Почему, почему она не узнала обо всем раньше, а не потом, когда моральные раны поджили, но не забылись? Гвендолин глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, пытаясь выиграть время.

— Думаю, людям удобнее не замечать, когда кто-то рядом в беде. Запереть дверь поплотнее, закрыть окна ставнями и делать вид, что самое главное — это забота о себе, о полном желудке и удобной постели.

Нараян Бахадур нахмурился.

— Что же все-таки происходило в Страттфорде?

Перед глазами Гвендолин всплыло бледное, изможденное, измученное лицо Беатрис.

— Чего только там не происходило.

5

— Лорд Страттфорд… он обижал вас?

Она сжала кулаки так, что побелели суставы. Надо рассказать принцу. В конце концов она хочет, чтобы он отрекся от нее, отказался от мысли жениться на ней. Не очень-то благородный способ… но цель ведь оправдывает средства. И она решилась, хотя понимала, что Беа придет в негодование, если узнает.

Как и многие морально слабые женщины, она полагала, что сама виновата в том, как с ней обращается муж. Что сама навлекла на себя его гнев, что все сделала не так, что он не обращался бы с ней подобным образом, будь она лучшей женой.

Принц забарабанил пальцами по крышке стола.

— Он бил вас?

Гвендолин замерла, затаила дыхание. Она словно слышала жалобный голос Беатрис: «Нет-нет-нет». Видела ее прекрасные умоляющие глаза: пожалуйста, не говори, не рассказывай ему ничего! Он будет презирать меня, думать, что я… достойна такого…

На глаза Гвендолин навернулись слезы. Проклятый Освальд! Он не имел права и пальцем касаться Беатрис. Не то что кулаком ее благородного лица…

— Да. — Она сглотнула.

Ей не нравилось говорить о браке сестры, раскрывать ужасные, отвратительные секреты. Какой позор, думала Гвендолин, впервые понимая, почему Беа не желала говорить об этом.

— А его родители… они ведь жили с вами. Они знали о том, что происходило?

Она передернула плечами.

— Не могли не знать. Освальд часто выходил из себя даже в их присутствии.

— И ничего не делали?!

— Ничего. Однажды мать Освальда пришла ко мне и по секрету поведала, что его отец в первые годы их брака вел себя точно так же, и сказала, что мы обязаны прощать их, потому они — хорошие люди. Просто не очень умеют владеть собой.

— Значит, она хотела, чтобы вы терпели, раз терпела она.

Гвендолин кивнула. Именно так свекровь и сказала Беатрис.

Принц помолчал, потом поднялся и произнес:

— Спасибо, что откровенно рассказали мне все. А теперь давайте немного пройдемся. Здесь вдруг стало душно.

Гвендолин с трудом поднялась. Колени подгибались. Она думала о том, вызвал ли ее рассказ отвращение у принца? Станет ли он причиной отказа от брака? Если так, то это к лучшему. Если он не умеет принять правды, не может справиться с реальностью, то тогда он ей не подходит. И тут же поправилась — не ей, а Беатрис.

Потому что она здесь ради Беатрис. Все это касается не ее, а малышки Беа… Или нет?

Гвендолин с трудом перевела дыхание, не понимая, что с ней творится. Она ощущала странное сродство с принцем Нараяном Бахадуром. Но Непал — не ее дом и не будет им никогда. Ее настоящая жизнь и судьба — в Европе, в прекрасном туманном Альбионе.

Принц легко обнимал ее за талию, и она чувствовала, как по всему телу растекается горячая волна.

Но ей хотелось большего, чем рука на талии. Ей безумно хотелось прижаться к нему всем телом, испытать прикосновение его сильной груди, его бедер, его ног. Она снова глубоко вдохнула, с трудом втягивая горячий влажный воздух. Ее стремление быть частью его росло с каждым днем. Это опасное место, подумала Гвендолин. И тихий шепот фонтанов, и окружающая красота делают его даже более опасным, усиливая страстное томление.

Она заглянула ему в глаза. Они были задумчивыми. И озабоченными.

— Я шокировала вас? — спросила Гвендолин, желая, чтобы ее не интересовало его мнение. Но оно интересовало ее, даже слишком интересовало. Ей нравился принц, больше чем любой из знакомых мужчин за… много лет.

Он суров, сексуален, чувственен. Настоящий мужчина. Она наблюдала за ним и видела, как он притрагивается к разным вещам, и знала, что он разбирается в том, как надо по-настоящему прикасаться к женщине. Даже сейчас, когда его рука невесомо лежала на ее талии, она ощущала исходящую от него силу и энергию.

— Нет.

— Вы замолчали.

Он передвинул ладонь и прижал к ее спине, горячую, мощную, властную. Никогда еще Гвендолин не испытывала ощущения такой безопасности. Не то чтобы она чего-то когда-то боялась. Просто принц Нараян Бахадур был мужчиной, который заботился о женщинах. Защищал женщин. И никогда не обижал и не оскорблял их.